Однажды, часов в 6-7 вечера, мой папа вышел из дома и куда-то ушел. Я долго ждала, когда он вернется, а потом спросила у мамы: куда пошел папа? И тогда я впервые узнала о сюргюнлике - депортации. Мне было лет 10.

В тот год крымские татары со всех уголков Крыма шли пешком на центральную площадь Акмесджита (Симферополя), чтобы почтить память тех, кто никогда уже не вернется домой. Мой папа тогда должен был преодолеть путь в 55 км. А кто-то шел из Судака, Джанкоя и даже из Керчи...

Тогда меня, еще совсем ребенка, это поразило. Однако, что такое депортация - я понять еще не могла. Но после этого начала расспрашивать своих дедушек и бабушек, которые были вывезены из Крыма еще детьми, что же произошло в 1944-м. Их истории меня поразили.

Потом за 20 лет работы журналисткой я записала немало историй сюргюнлика. Я делала это скорее как исследовательница. 

Переслушивая эти истории сотни или, может, тысячи раз, я не могла понять трех вещей.

Первое. Как можно пройти через такую боль, через такие сложные испытания, хоронить детей, которые умирают от голода и болезней, и остаться человеком, верным своим ценностям. Но сегодня я знакома со многими людьми, которые прошли и продолжают проходить через невероятные жизненные испытания. Обычно это самые искренние, добрые и светлые люди.

Второе, что раньше я не могла понять и постичь в полной мере, - это тоска по Родине. Я родилась и до тридцати лет прожила в Крыму. И у меня почти никогда не было периодов, когда бы я скучала по дому, потому что мы никогда надолго не расставались. Сегодня я начала понимать истории людей, которые рассказывали, как они там в Узбекистане радовались крымским сортам яблок или кизилу. Я сегодня радуюсь этим вещам, пожалуй, так же.

Третье - это мечты. Когда мы собирали истории сюргюнлика, я очень часто спрашивала: «О чем Вы мечтали?», и 99% ответов были: «Просто вернуться домой в Крым». И я, на самом деле большая мечтательница, до конца не могла этого понять. Но сегодня понимаю. Потому что вся моя вселенная сузилась до этой единственной мечты: я хочу вернуться домой и выпить кофе с Родителями. 800 км разделяют меня и дом. Самые непреодолимые 800 км.

Собрав сотни историй депортации, я понимаю, что многие люди держались за какую-то упрямую уверенность в том, что они вернутся. 

Пожалуй, за это должны держаться и мы. И делать все, что от нас зависит. В том числе и для того, чтобы следующие поколения знали об этих испытаниях и ощущениях только с наших слов и не могли их до конца понять.